Неточные совпадения
Некоторые из
владельцев почему-нибудь оставались на зиму в деревнях и отдавали свои
дома желающим, со всей обстановкой.
Вообще усадьба была заброшена, и все показывало, что
владельцы наезжали туда лишь на короткое время. Не было ни прислуги, ни дворовых людей, ни птицы, ни скота. С приездом матушки отворялось крыльцо, комнаты кой-как выметались; а как только она садилась в экипаж, в обратный путь, крыльцо опять на ее глазах запиралось на ключ. Случалось даже, в особенности зимой, что матушка и совсем не заглядывала в
дом, а останавливалась в конторе, так как вообще была неприхотлива.
Дом был обширный, но построенный на старинный лад и обезображенный множеством пристроек, которые совсем были не нужны, потому что
владелец жил в нем сам-друг с женой и детей не имел.
Владелец Отрады, князь Андрей Владимирыч Кузьмин-Перекуров, по зимам обыкновенно жил в своем
доме в Москве, а летом приезжал в Отраду вместе с женой, бывшей французской актрисой, Селиной Архиповной Бульмишь.
Дома, где помещались ночлежки, назывались по фамилии
владельцев: Бунина, Румянцева, Степанова (потом Ярошенко) и Ромейко (потом Кулакова).
На другом углу Певческого переулка, тогда выходившего на огромный, пересеченный оврагами, заросший пустырь, постоянный притон бродяг, прозванный «вольным местом», как крепость, обнесенная забором, стоял большой
дом со службами генерал-майора Николая Петровича Хитрова,
владельца пустопорожнего «вольного места» вплоть до нынешних Яузского и Покровского бульваров, тогда еще носивших одно название: «бульвар Белого города».
Англичанин скандалил и доказывал, что это его собственный
дом, что он купил его у
владельца, дворянина Шпейера, за 100 тысяч рублей со всем инвентарем и приехал в нем жить.
Умер Спиридон Степанович. Еще раньше умер
владелец ряда каменных
домов по Петровке — Хомяков. Он давно бы сломал этот несуразный флигелишко для постройки нового
дома, но жаль было старика.
Рядом с
домом Мосолова, на земле, принадлежавшей Консистории, [Консистория — зал собрания (лат.). В дореволюционной России коллегиальный совет, подчиненный архиерею.] был простонародный трактир «Углич». Трактир извозчичий, хотя у него не было двора, где обыкновенно кормятся лошади, пока их
владельцы пьют чай. Но в то время в Москве была «простота», которую вывел в половине девяностых годов обер-полицмейстер Власовский.
Недаром
дом не имел другого названия, как «Олсуфьевская крепость» — по имени его
владельца.
Он перекупил у Шустрова его трактир и уговорил
владельца сломать деревянный
дом и построить каменный по его собственному плану, под самый большой трактир в Москве.
В прежние годы Охотный ряд был застроен с одной стороны старинными
домами, а с другой — длинным одноэтажным зданием под одной крышей, несмотря на то, что оно принадлежало десяткам
владельцев. Из всех этих зданий только два
дома были жилыми:
дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской.
В обоих северных округах на одном участке сидят по два и даже по три
владельца, и так — больше, чем в половине хозяйств; поселенец садится на участок, строит
дом и обзаводится хозяйством, а через два-три года ему сажают совладельца или же один участок дают сразу двум поселенцам.
Обстановка жизни говорит только о бедности и ни о чем другом. Крыши на избах покрыты корьем и соломой, дворов и надворных построек нет вовсе; 49
домов еще не окончены и, по-видимому, брошены своими хозяевами. 17
владельцев ушли на заработки.
Наконец, на
дом их стали целою оравою наезжать «
владельцы троек удалых и покровители цыганок»; пошла игра, попойки, ночной разврат, дневное спанье, и
дом превратился в балаган коренской ярмарки.
В подобных городках и теперь еще живут с такими средствами, с которыми в Петербурге надо бы умереть с голоду, живя даже на Малой Охте, а несколько лет назад еще как безнуждно жилось-то с ними в какой-нибудь Обояни, Тиму или Карачеве, где за пятьсот рублей становился целый
дом, дававший своему
владельцу право, по испитии третьей косушечки, говорить...
—
Дома? — спросил я, вылезая из кибитки у подъезда серенького деревянного домика, в котором обитал мой добрый приятель, Владимир Константиныч Буеракин,
владелец села Заовражья, живописно раскинувшегося в полуверсте от господской усадьбы.
Курзал прибодряется и расцвечивается флагами и фонарями самых причудливых форм и сочетаний; лужайки около него украшаются вычурными цветниками, с изображением официальных гербов; армия лакеев стоит, притаив дыхание, готовая по первому знаку ринуться вперед; в кургаузе, около источников, появляются дородные вассерфрау 12; всякий частный
дом превращается в Privat-Hotel, напоминающий невзрачную провинциальную русскую гостиницу (к счастию, лишенную клопов), с дерюгой вместо постельного белья и с какими-то нелепыми подушками, которые расползаются при первом прикосновении головы;
владельцы этих
домов, зимой ютившиеся в конурах ради экономии в топливе, теперь переходят в еще более тесные конуры ради прибытка; соседние деревни, не покладывая рук, доят коров, коз, ослиц и щупают кур; на всяком перекрестке стоят динстманы, пактрегеры 13 и прочий подневольный люд, пришедший с специальною целью за грош продать душу; и тут же рядом ржут лошади, ревут ослы и без оглядки бежит жид, сам еще не сознавая зачем, но чуя, что из каждого кармана пахнет талером или банковым билетом.
Целый год ходил, думал, рассчитывал, рисовал себя
владельцем и редактором газеты, в которой он будет на полстранице перечислять все
дома и имения, порученные его конторе для продажи, — и от покупателей отбою не будет.
В типографии В.Н. Бестужева печаталась еще ежедневная газета «Жизнь», издательницей которой была Е.Н. Погодина, а редактором Д.М. Погодин, сын известного ученого М.П. Погодина,
владелец типографии в
доме Котельниковой на Софийской набережной.
Ченцов, имевший обыкновение ничего и никого не щадить для красного словца, давно прозвал этот
дом за его наружность и за образ жизни, который вели в нем его
владельцы, хаотическим
домом.
Эту сторону площади изменили эти два
дома. Зато другая — с Малым и Большим театром и
дом Бронникова остались такими же, как и были прежде. Только
владелец Шелапутин почти незаметно сделал в
доме переделки по требованию М.В. Лентовского, снявшего под свой театр помещение закрывшегося Артистического кружка. Да вырос на месте старинной Александровской галереи универсальный магазин «Мюр и Мерилиз» — огненная печь из стекла и железа…
Один
дом — на углу Козицкого переулка, где в двадцатых годах был знаменитый салон Зинаиды Волконской, у которой бывал Пушкин. Потом, по преданию, в этом
доме «водились черти», а затем
владелец его князь Белосельский-Белозерский продал его Малкиелю. Он купил его на имя своей жены Нины Абрамовны, которая, узнав, что в
доме был салон княгини Волконской, тоже затеяла у себя салон, но, кроме адвокатов, певцов и артистов, на ее журфиксах, с роскошным угощением, никого не бывало.
Прошла неделя, Вермана схоронили; Шульц перебрался в свой
дом, над воротами которого на мраморной белой доске было иссечено имя
владельца и сочиненный им для себя герб. Шульц нигде не хлопотал об утверждении ему герба и не затруднялся особенно его избранием; он, как чисто русский человек, знал, что «у нас в Разсеи из эстого просто», и изобразил себе муравейник с известной надписью голландского червонца: «Concordia res parvae crescunt». [При согласии и малые дела вырастают (лат.).]
В ближайшей ко мне старинной княжеской усадьбе с вековыми лесами, со знаменитыми оранжереями и с прекрасно устроенным господским
домом в течение двух лет переменилось два
владельца, из коих один — еврей.
Последний
владелец, от которого мыза наконец дошла ко мне, тоже, как говорят, потратился: усовершенствовал парк, меблировал
дом, пытался расчистить некоторые канавы и пр.
На том же дворе под прямым углом к старому
дому стоял так называемый новый флигель, в котором в трех комнатах проживала мать
владельца, добродушная старушка Вера Александровна. Она появлялась за домашний общий стол, но, кроме того, пользуясь доходами небольшого болховского имения, варила собственное сахарное и медовое варенье, которым чуть не ежедневно угощала многочисленных внуков, имена которых решаюсь выставить в порядке по возрасту: Николай, Наталья, Петр, Александр, Екатерина, Иван, Анна.
Правый флигель предназначался для кухни, левый для временного жилища
владельца, так как между этими постройками предполагался большой
дом.
Это был большой полуразрушенный
дом на Рыбнорядской улице, как будто завоеванный у
владельцев его голодными студентами, проститутками и какими-то призраками людей, изживших себя.
Ему, верно, случалось проезжать целые уезды, не набредя ни на одно жилое барское поместье, хотя часто ему метался в глаза господский
дом, но — увы! — верно, с заколоченными окнами и с красным двором, глухо заросшим крапивою; но никак нельзя было этого сказать про упомянутую волость: усадьбы ее были и в настоящее время преисполнены помещиками; немногие из них заключали по одному
владельцу, но в большей части проживали целые семейства.
Когда я подъехал ко двору,
дом мне показался вдвое старее, крестьянские избы совсем легли набок — без сомнения, так же, как и
владельцы их; частокол и плетень в дворе были совсем разрушены, и я видел сам, как кухарка выдергивала из него палки для затопки печи, тогда как ей нужно было сделать только два шага лишних, чтобы достать тут же наваленного хвороста.
В десяти верстах от села Кириллова жил именно такой помещик, некто господин Перекатов,
владелец четырехсот душ и довольно просторного
дома.
Владелец этого
дома, молодой и беспечный человек, жил то в Петербурге, то за границей — и совершенно позабыл о своем поместье.
Но ее
владелец, Павел Аркадьевич Завалишин, бывший корнет армейской кавалерии, затем комиссионер по продаже
домов, позднее — нотариус в крупном портовом городе на юге, а ныне известный нефтяник, пароходовладелец и председатель биржевого комитета, — не чувствовал этого противоречия.
В пять или шесть часов приезжает обыкновенно со службы сам
владелец богатого
дома, красивый высокий брюнет с энергичным выражением лица и белыми зубами, делающими его улыбку яркой и самоуверенно — веселой.
«Противная штука!» — рассердился Андрей Николаевич. В одном этом отношении он не разделял вкусов
владельца большого
дома, и когда тот поставил на крышу арфу и ветер начал играть свои печальные песни, он никак не мог понять, зачем нужны эти песни человеку с белыми зубами и яркой улыбкой.
Бурлаков уж нет: пароходство убило их промысел, зато явились
владельцы пароходов, капитаны, компанейские директоры, из банковых контор доверенные, и стали в железном
доме ладиться дела миллионные.
Дом этот, просторный и барский, был бы вовсе бездоходен, если б его
владельцы захотели жить в нем, не стесняясь.
Родители нынешних
владельцев строили
дом для себя и не предвидели никакой нужды извлекать из него какие бы то ни было доходы, а потому и планировали его, что называется, по своей фантазии.
Издали виднелся большой каменный
дом с куполом и флагштоком, на котором, впрочем, флага не было, хотя
владелец жил тут.
Да, он мужицкого рода, настоящий крестьянский сын, подкидыш, взятый в
дом к «смутьяну», Ивану Прокофьеву Теркину, бывшему крепостному графов Рощиных,
владельцев половины села Кладенца.
Оба рано выступили в печати: один — как лирический поэт, другой — как автор статей и беллетристических произведений. Но ссылка уже ждала того, кто через несколько лет очутился за границей сначала с русским паспортом, а потом в качестве эмигранта. Огарев оставался пока
дома — первый из русских
владельцев крепостных крестьян, отпустивший на волю целое село; но он не мог оставаться дольше в разлуке со своим дорогим"Сашей"и очутился наконец в Лондоне как ближайший участник"Колокола".
Сани уже поравнялись с огромным четырехэтажным
домом о двух подъездах. Это и был один из
домов Калакуцкого, где проживал сам
владелец.
Над
домом вверху, в полукруглом куполе была Эолова арфа, с которой, впрочем, давно были сорваны струны, а внизу под этим самым куполом — огромнейший концертный зал, где отличались в прежнее время крепостные музыканты и певчие, распроданные поодиночке прежним
владельцем в то время, когда слухи об эмансипации стали казаться вероятными.
Переведя на его имя все свои лавки и
дом, он, по благополучном окончании несостоятельности сделкою, остался не при чем, так как Синявин наотрез отказался перевести имущество на имя его настоящего
владельца.
В этом акте, кроме отметки, что
владелец имения, отставной корнет Николай Герасимович Савин, не выждав окончания пожара, уехал из Серединского, было занесено показание рабочего Вавилы, что барин со дня приезда в имение каждую ночь один гулял в парке и саду около большого
дома.
Это состояние не только было состоянием княгини Вассы Семеновны, княжны Людмилы и Татьяны, каждой по-своему заинтересованной в полученном известии о приезде молодого
владельца Лугового, но именно состоянием всего княжеского
дома и многочисленной княжеской дворни.
— Теперь тебе ее надо забыть… но когда мы сделаемся
владельцами высокого
дома и обладателями состояния Петра, мы решим, что с ней делать… Если ты захочешь, то сделаешь ее своей любовницей… Понял?..
Новый каменный
дом был построен лет пятьдесят тому назад отцом настоящего
владельца, но отделан заново и даже почти переделан этим последним после своей, по счету третьей, женитьбы, лет около двенадцати тому назад.
Жизнь в высоком
доме пошла тихо и однообразно, как шла и в тот четвертьвековой промежуток между двумя роковыми в жизни покойного
владельца событиями: бегством и возвращением его дочери.